Неточные совпадения
В передней не дали даже и опомниться ему. «Ступайте! вас князь уже ждет», — сказал дежурный чиновник. Перед ним, как в тумане, мелькнула передняя с курьерами, принимавшими пакеты, потом зала, через которую он прошел, думая только: «Вот как
схватит, да без суда, без всего, прямо в Сибирь!»
Сердце его забилось с такой силою, с какой не бьется даже у наиревнивейшего любовника. Наконец растворилась пред ним дверь: предстал кабинет, с портфелями, шкафами и книгами, и князь гневный, как сам гнев.
И, не в силах будучи удерживать порыва вновь подступившей к
сердцу грусти, он громко зарыдал голосом, проникнувшим толщу стен острога и глухо отозвавшимся в отдаленье, сорвал с себя атласный галстук и,
схвативши рукою около воротника, разорвал на себе фрак наваринского пламени с дымом.
Может быть, нашла и забыла?»
Схватив левой рукой правую, на которой было кольцо, с изумлением осматривалась она, пытая взглядом море и зеленые заросли; но никто не шевелился, никто не притаился в кустах, и в синем, далеко озаренном море не было никакого знака, и румянец покрыл Ассоль, а голоса
сердца сказали вещее «да».
— Нет, это не я! Я не брала! Я не знаю! — закричала она разрывающим
сердце воплем и бросилась к Катерине Ивановне. Та
схватила ее и крепко прижала к себе, как будто грудью желая защитить ее ото всех.
К Крестьянину вползла Змея
И говорит: «Сосед! начнём жить дружно!
Теперь меня тебе стеречься уж не нужно;
Ты видишь, что совсем другая стала я
И кожу нынешней весной переменила».
Однако ж Мужика Змея не убедила.
Мужик
схватил обух
И говорит: «Хоть ты и в новой коже,
Да
сердце у тебя всё то же».
И вышиб из соседки дух.
— Да, — повторила Катя, и в этот раз он ее понял. Он
схватил ее большие прекрасные руки и, задыхаясь от восторга, прижал их к своему
сердцу. Он едва стоял на ногах и только твердил: «Катя, Катя…», а она как-то невинно заплакала, сама тихо смеясь своим слезам. Кто не видал таких слез в глазах любимого существа, тот еще не испытал, до какой степени, замирая весь от благодарности и от стыда, может быть счастлив на земле человек.
Он искренно и правдиво посмотрел на меня, с беззаветною горячностью
сердца. Я
схватил его за руку...
Я бы
схватил его за руки, сжал их; я бы нашел в моем
сердце горячие слова, — мечталось мне неотразимо.
Одно только слово, — прокричал я, уже
схватив чемодан, — если я сейчас к вам опять «кинулся на шею», то единственно потому, что, когда я вошел, вы с таким искренним удовольствием сообщили мне этот факт и «обрадовались», что я успел вас застать, и это после давешнего «дебюта»; этим искренним удовольствием вы разом перевернули мое «юное
сердце» опять в вашу сторону.
— Андрей Петрович, —
схватил я его за руку, не подумав и почти в вдохновении, как часто со мною случается (дело было почти в темноте), — Андрей Петрович, я молчал, — ведь вы видели это, — я все молчал до сих пор, знаете для чего? Для того, чтоб избегнуть ваших тайн. Я прямо положил их не знать никогда. Я — трус, я боюсь, что ваши тайны вырвут вас из моего
сердца уже совсем, а я не хочу этого. А коли так, то зачем бы и вам знать мои секреты? Пусть бы и вам все равно, куда бы я ни пошел! Не так ли?
— А и впрямь простила, — вдумчиво произнесла Грушенька. — Экое ведь подлое
сердце! За подлое
сердце мое! —
схватила она вдруг со стола бокал, разом выпила, подняла его и с размаха бросила на пол. Бокал разбился и зазвенел. Какая-то жестокая черточка мелькнула в ее улыбке.
В восхищении он
схватил руку Алеши и крепко прижал ее к своему
сердцу.
Она вдруг так быстро повернулась и скрылась опять за портьеру, что Алеша не успел и слова сказать, — а ему хотелось сказать. Ему хотелось просить прощения, обвинить себя, — ну что-нибудь сказать, потому что
сердце его было полно, и выйти из комнаты он решительно не хотел без этого. Но госпожа Хохлакова
схватила его за руку и вывела сама. В прихожей она опять остановила его, как и давеча.
При виде спящей разгорелась в нем страсть, а затем
схватила его
сердце мстительная ревнивая злоба, и, не помня себя, как пьяный, подошел и вонзил ей нож прямо в
сердце, так что она и не вскрикнула.
Очнувшись, снял он со стены дедовскую нагайку и уже хотел было покропить ею спину бедного Петра, как откуда ни возьмись шестилетний брат Пидоркин, Ивась, прибежал и в испуге
схватил ручонками его за ноги, закричав: «Тятя, тятя! не бей Петруся!» Что прикажешь делать? у отца
сердце не каменное: повесивши нагайку на стену, вывел он его потихоньку из хаты: «Если ты мне когда-нибудь покажешься в хате или хоть только под окнами, то слушай, Петро: ей-богу, пропадут черные усы, да и оселедец твой, вот уже он два раза обматывается около уха, не будь я Терентий Корж, если не распрощается с твоею макушей!» Сказавши это, дал он ему легонькою рукою стусана в затылок, так что Петрусь, невзвидя земли, полетел стремглав.
— Ну и пусть, — ответил я упрямо, хотя
сердце у меня сжалось при воспоминании о матери. И все же я чувствовал, что если бы опять Дитяткевич
схватил меня за борт, я бы ответил тем же.
Мать в избу-то не пускала их, а в окно сунет калач, так француз
схватит да за пазуху его, с пылу, горячий — прямо к телу, к
сердцу; уж как они терпели это — нельзя понять!
Пелагея Егоровна приходит в ужас и в каком-то бессознательном порыве кричит,
схватывая дочь за руки: «Моя дочь, не отдам! батюшка, Гордей Карпыч, не шути над материнским
сердцем! перестань… истомил всю душу».
Он пошел по дороге, огибающей парк, к своей даче.
Сердце его стучало, мысли путались, и всё кругом него как бы походило на сон. И вдруг, так же как и давеча, когда он оба раза проснулся на одном и том же видении, то же видение опять предстало ему. Та же женщина вышла из парка и стала пред ним, точно ждала его тут. Он вздрогнул и остановился; она
схватила его руку и крепко сжала ее. «Нет, это не видение!»
Он сказал это так громко, что все слышали его слова. Кровь с необыкновенной силой прилила к моему
сердцу; я почувствовал, как крепко оно билось, как краска сходила с моего лица и как совершенно невольно затряслись мои губы. Я должен был быть страшен в эту минуту, потому что St.-Jérôme, избегая моего взгляда, быстро подошел ко мне и
схватил за руку; но только что я почувствовал прикосновение его руки, мне сделалось так дурно, что я, не помня себя от злобы, вырвал руку и из всех моих детских сил ударил его.
В
сердце у меня кипело; я сказал: «Он подлец!» Когда я подошел к стенке, где висела моя шпага, я вдруг
схватил ее и сказал: «Ты шпион; зашишайся! Du bist ein Spion, verteidige dich!» Ich gab ein Hieb [Я нанес один удар (нем.).] направо, ein Hieb налево и один на галава.
Она проснулась, охваченная дрожью. Как будто чья-то шершавая, тяжелая рука
схватила сердце ее и, зло играя, тихонько жмет его. Настойчиво гудел призыв на работу, она определила, что это уже второй. В комнате беспорядочно валялись книги, одежда, — все было сдвинуто, разворочено, пол затоптан.
Двое из стражи — наперерез ей. Сейчас — в пока еще ясной, зеркальной точке мостовой — их траектории пересекутся, — сейчас ее
схватят…
Сердце у меня глотнуло, остановилось — и не рассуждая: можно, нельзя, нелепо, разумно, — я кинулся в эту точку…
Я с живостью
схватил его руку и стал ее целовать. Я знал, что теперь никогда уже он не будет смотреть на меня теми страшными глазами, какими смотрел за несколько минут перед тем, и долго сдерживаемая любовь хлынула целым потоком в мое
сердце.
Осматриваюсь и понимаю, что стою, прислонясь спиною к какому-то дому, а в нем окна открыты и в середине светло, и оттуда те разные голоса, и шум, и гитара ноет, а передо мною опять мой баринок, и все мне спереди по лицу ладонями машет, а потом по груди руками ведет, против
сердца останавливается, напирает, и за персты рук
схватит, встряхнет полегонечку, и опять машет, и так трудится, что даже, вижу, он сделался весь в поту.
— Да не оставлю же я вас, Степан Трофимович, никогда не оставлю-с! —
схватила она его руки и сжала в своих, поднося их к
сердцу, со слезами на глазах смотря на него. («Жалко уж очень мне их стало в ту минуту», — передавала она.) Губы его задергались как бы судорожно.
— Да что! Пикнуть не успел… Кинулись собачары, вытащили… весь обварился… Пошел по собачарам шум, пошла по дворне булга. А один собачар тому Алексею брат был… Кинулся в хоромы,
схватил ружье… Барин к дворне, а уж дворня, понимаешь, волками смотрит. Вскипело холопье
сердце…
Пришедши к себе в комнату, он
схватил лист бумаги;
сердце его билось; он восторженно, увлекательно изливал свои чувства; это было письмо, поэма, молитва; он плакал, был счастлив — словом, писавши, он испытал мгновения полного блаженства.
Были минуты, в которые мысль принять яду приходила ей в голову, она хотела себя казнить, чтоб выйти из безвыходного положения; она тем ближе была к отчаянию, что не могла себя ни в чем упрекнуть; были минуты, в которые злоба, ненависть наполняли и ее
сердце; в одну из таких минут она
схватила перо и, сама не давая себе отчета, что делает и для чего, написала, в каком-то торжественном гневе, письмо к Бельтову.
Она отлично знала трактирную психологию и потушила бурю одним движением:
схватила два стакана пива и подала врагам, — каждый из них имел полное основание думать, что пиво от чистого
сердца подано именно ему, а другому только для отвода глаз.
— Ох, сват! — сказал приказчик. — Недаром у меня
сердце замирает! Ну, если… упаси господи!.. Нет, — продолжал он решительным голосом,
схватив Киршу за руку, — воля твоя, сердись или нет, а я тебя не пускаю! Как ускачешь из села…
Так проводил он праздники, потом это стало звать его и в будни — ведь когда человека
схватит за
сердце море, он сам становится частью его, как
сердце — только часть живого человека, и вот, бросив землю на руки брата, Туба ушел с компанией таких же, как сам он, влюбленных в простор, — к берегам Сицилии ловить кораллы: трудная, а славная работа, можно утонуть десять раз в день, но зато — сколько видишь удивительного, когда из синих вод тяжело поднимается сеть — полукруг с железными зубцами на краю, и в ней — точно мысли в черепе — движется живое, разнообразных форм и цветов, а среди него — розовые ветви драгоценных кораллов — подарок моря.
Замечание мое поразило его. По-видимому, он даже и не подозревал, что, наступая на законы вообще, он, между прочим, наступает и на тот закон, который ставит помпадуровы радости и помпадуровы печали в зависимость от радостей и печалей начальственных. С минуту он пробыл как бы в онемении, но, наконец, очнулся,
схватил мою руку и долго ее жал, смотря на меня томными и умиленными глазами. Кто знает, быть может, он даже заподозрел во мне агента"диктатуры
сердца".
На кладбище, при пении вечной памяти, он снова горько и громко зарыдал. Крестный тотчас же
схватил его под руку и повел прочь от могилы, с
сердцем говоря ему...
И в то же время он смутно чувствовал, что не может ускользнуть от того, что
схватило его за
сердце и давит, влечёт за собой, указывая единственный выход из страшной путаницы.
Слова и звуки вспыхивали перед глазами Евсея, как искры, сжигая надежду на близость спокойной жизни. Он ощущал всем телом, что из тьмы, окружающей его, от этих людей надвигается сила, враждебная ему, эта сила снова
схватит его, поставит на старую дорогу, приведёт к старым страхам. В
сердце его тихо закипала ненависть к Саше, гибкая ненависть слабого, непримиримое, мстительное чувство раба, которого однажды мучили надеждою на свободу.
Когда, говорит, я был в университете, то но вашей милости четыре месяца в тюрьме торчал, вы, говорит, подлец!» Я сначала струсил, но сейчас же и меня за
сердце взяло: «Сидели вы, говорю, никак не по моей милости, а за политику вашу, и это меня не касается, а вот я почти год бегал за вами днём и ночью во всякую погоду, да тринадцать дней больницы
схватил — это верно!» Тоже выговаривает, свинья!
Меня это пугало…
Сердце у меня стучало, как будто кто-то
схватывал его невидимой рукой… Порой издалека глядели на меня человеческие глаза, полные грусти, одушевления, сочувствия и мысли, всего, что я считал в те минуты обманом…
То злоба его охватит к Охоне, — своими руками задавил бы змею подколодную, — то жалость такая
схватит прямо за
сердце, что сам бы задавился.
Этими словами слепой старик точно придавил вратаря. Полуект Степаныч узнал его: это был тот самый Брехун, который сидел на одной цепи с дьячком Арефой. Это открытие испугало воеводу, да и речи неподобные болтает слепой бродяга. А
сердце так и захолонуло, точно кто
схватил его рукой… По каком ясном соколе убивается красная пташка?.. Боялся догадаться старый воевода, боялся поверить своим ушам…
И вдруг страстная похоть обожгла его, как рукой
схватила за
сердце. Евгений, как будто по чьей-то чуждой ему воле, оглянулся и пошел к ней.
Глядя на ее испитое лицо, бессмысленно моргавшие глаза, на сгорбленную спину и неверную, расслабленную старческую походку, трудно было поручиться, что вот-вот «подкатит ей под
сердце» или «
схватит животом» — и готова! — даже не дохнет, а только захлопает глазами, как раздавленная птица.
—
Схватило меня как-то раз
сердцем, — рассуждает она вслух, — послала за доктуром.
А он
схватил себя за голову и в
сердцах что-то упомянул о разводе.
— Ну, вот вам еще одно место: «Сегодня ночью я видел сон; я видел, будто она явилась ко мне и подала мне свою лилейную ручку; я
схватил эту ручку, покрыл миллионами пламенных поцелуев и вдруг проснулся. О! Если бы, — сказал я сам с собою, — я вместе с Грибоедовым мог произнести: сон в руку! Я проснулся с растерзанным
сердцем и написал стихи. Вот они...
Я ждал,
схватив рогатый сук,
Минуту битвы;
сердце вдруг
Зажглося жаждою борьбы
И крови… да, рука судьбы
Меня вела иным путем…
Перед обедом графиня садилась за клавесин: играла, пела — и нежный ученик ее пленялся новостию сего райского удовольствия; глаза его наполнялись слезами,
сердце трепетало, и душа так сильно волновалась, что иногда,
схватив Эмилию за руку, он говорил: «Полно, полно, маменька!», но через минуту хотел опять слушать то же…
Очень жалобно причитал бедный Янкель! У мельника будто кто
схватил рукою
сердце и сжал в горсти. А чертяка точно ждал чего, — все трепыхался крыльями, как молодой стрепет, не умеющий летать, и тихо-тихо размахивал Янкелем над плотиной…
Никита (садится и разувается). Так и пошел я! Как же! Нет, вы поищите, на перемете нет ли. Распростал петлю да прыгнул с перемета, и ищи меня. И вожжи, спасибо, тута. (Задумывается.) То бы размыкал. Какое ни будь горе, размыкал бы! А то вот оно где — в
сердце оно, не вынешь никак. (Приглядывается ко двору.) Никак, опять идет. (Передразнивает Анисью.) «Хорошо, и хорошо как! Полежу с тобой!» У! шкуреха подлая! На ж тебе, обнимайся со мной, как с перемета снимут. Один конец. (
Схватывает веревку, дергает ее.)
Герасим обернулся, увидал замелькавшие огни и тени в окнах и, почуяв
сердцем беду,
схватил Муму под мышку, вбежал в каморку и заперся.